Название: Головная боль
Автор: Velgelmina
Бета: Отсутствие. Все еще.
Фендом: Bleach
Дисклеймер: все Кубо, я так - поиграл, положил на место.
Пейринг: Гриммджо/Ичиго
Рейтинг: PG.
Жанр: drama, на настоящий ангст не тянем. Тут открытый конец.
Cтатус: завершен
Саммари: Ичиго мучают головные боли.
Предупреждения: AU, OOC, как мне кажется. Но лучше предупредить) Открытый конец.
От автора: Это никак не связано с циклом праздников. Просто написалось.



Он сидит по вечерам на подоконнике. Он спрашивает почему я с ним вожусь. Он спрашивает. А я ничего не могу ответить. Я мог бы наврать, но не стану этого делать. Не в моих привычках.
Серое небо. Я таскаю его по пустым улочкам Лондона, потому что ему нужно гулять. Врач так сказал. Чертовы медики выписали длинный рецепт каких-то дерьмовых таблеток. Раскрыл бы каждому пасть и всыпал бы туда двойную дозу. Не думаю что им бы помогло. Но они мне улыбаются и втирают про отсутствие страховки. Я может не очень разбираюсь в этом мире, но что я понял это если ты не застрахован, значит ты дерьмо. Но если у тебя есть наличные, то что-то еще можно сделать. Если у тебя их достаточно. Думают, если у них есть «страховой полис», то я не могу перегрызть им горло в подворотне. Смешные. Мы не англичане, поэтому нам можно улыбаться и совать длинные и дорогие рецепты.
Я бы никогда не пошел по врачам, лучше сдохнуть в маленькой квартире, лучше вскрыть себе живот, чем терпеть рядом с собой мелькающих медсестер, трубки, рентгены, шприцы. Я бы жил и не знал этих слов, и не знал бы, что они означают. Но меня беспокоят его головные боли, нахмуренные брови, пустые пачки обезболивающих. Смотрю на контуры его лица, освещенные фонарями с улицы, и думаю, что еще нужно сделать, чтобы боль ушла из карих глаз Куросаки Ичиго? Что я могу еще? Я увез его из страны, я гуляю с ним по вечерам, я вожу его по врачам. Я живу ради него. Ни один из его друзей нас не найдет. Да и не станут искать, да и не друзья они вовсе. Раз он больше не может их спасать и защищать – он больше не нужен. Он уже не воин. Он даже не помнит как его зовут. Вот что случается, когда бежишь сломя голову с мечом наперевес на Айзена Соуске. Ты приходишь в себя посреди незнакомой улицы, спрашиваешь первого встречного где ты находишься, кто ты, который сейчас год. Не важно, что первый встречный пришел сюда, чтобы тебя убить.
Он спрашивает, как его зовут. Я отвечаю: «Куросаки Ичиго». Он улыбается. Говорит, что красивое имя.
Он спрашивает, как зовут меня. Я отвечаю: «Гриммджо Джагерджак». Он улыбается. Говорит, что смешное имя. Он не помнит, как я говорил, что следует молиться, чтобы не услышать его вновь. Теперь все поменялось. Следует молиться, чтобы внизу каждого чека, всегда стояло кривое, но твердое мое имя. Мое имя, которое гарантирует если не его смерть, то его безопасность.
Он спрашивает сколько ему лет. А я не знаю. Я не тот, кто должен отвечать на эти вопросы. Сколько лет, как зовут его родителей. Я знаю о нем, чуть больше него самого. На одно только имя. Он всего лишь представился, когда полез со мной драться. Я смотрю на него, и даже не могу представить, сколько же ему? Но думаю по людским меркам, от пятнадцати до двадцати. Чтобы было меньше проблем, я попросил поставить в его новом паспорте двадцать один. Я знаю, что документы не настоящие, но это не доставляет нам проблем. Проблемы доставляют головные боли.
Он утыкается лбом в мои колени, кладет мои руки себе на виски, я не массажист, я не знаю, как снять эту боль. Зато я знаю точно, сколько силы надо приложить, чтобы череп треснул, чтобы головная боль вышла наружу. Только так я могу помочь тебе шинигами. Хотя я уже не могу его так называть. Навряд ли я смогу объяснить понятно и доступно кто такие шинигами и кто такие арранкары. И почему я тут с ним. Этому не нужно объяснений. Это нужно просто принять.
Он говорит, что ему снятся странные сны, в которых я хочу его убить. Я глажу взъерошенные волосы, говорю, заученную фразу «Это просто плохой сон», и жду когда он уснет. А мне потом не спится. Раньше меня тоже мучили кошмары, в которых мне приходилось гулять по незнакомым улицам, держась за холодные пальцы шинигами. Только это были кошмары из будущего, его же не отпускают кошмары из прошлого.
Я не знаю как он жил. Чем он жил. Что он любил. Но я строю для него новый мир, чтобы старый его не касался. Я способен на это, пусть и никогда не учился подобным вещам. Выживание у хищников в крови. А выживание с ребенком на руках – в крови у каждого существа.
- Гриммджо мы с тобой были друзьями? – спрашивает он. А я стою в дверном проеме, и думаю, что же наврать, хотя врать не в моих привычках.
- Это была любовь с первого взгляда – хмыкаю я. А потом ночью лежу и думаю, соврал или нет?
Когда мы идем от очередного врача, который не может найти объяснение его жутким головным болям, он обреченно сует руки в карманы и снова спрашивает зачем он мне нужен.
Я бы дал ему подзатыльник, да только вовремя одумался. Как меня бесит этот вопрос. Что мне ответить?
Что я искал его, чтобы снова сразиться, чтобы отыграться, чтобы победить. А меня снова опередили, как в тот раз Улькиорра. Только под боком не было той рыжей курицы, чтобы привести его в чувства. И мне пришлось самому этим заняться. Вот так если хочешь честной схватки – вылечи своего противника. Что мне ему сказать? Как только пройдут твои головные боли и вернется твоя память, я собираюсь убить тебя? Это даже не смешно.
Я обнимаю его за плечи, и как-то отшучиваюсь. Просто привык. Он льнет ко мне, потому что я единственный кто у него есть. Чертовски смешно. Я единственный кому он верит. Поверил, как птицы, которые принимают за мать первое существо, которое увидят. Если орел вылупится в гнезде у курицы, то и будет считать себя курицей.
Головные боли не проходят. Сражение отодвигается на задний план. Кто-то говорит, что он долго не протянет. А я не верю. Он не умрет на больничной койке. Умрет только сражаясь со мной, только от моей руки.
Так что мы идем домой, я думаю, что врач ему снова не помог, и битва откладывается. Я терпеливый. Подожду еще. В конце концов он никуда не денется. Я не дам ему никуда деться.